Романтизм

Наименование

Типы художественного сознания в XIX веке. Часть 1

 

Автор

Н. А. Соловьева

 

Библиографические данные

(История зарубежной литературы XIX века. М., 2000. с. 21 - 40)

 

Текст первоисточника

Многообразие литературных и культурных явлений, смена школ и направлений, яркая неповторимость талантов, рождение важных методов в литературоведении создают неповторимый облик века XIX, динамикой и непредсказуемостью которого восхищались Бальзак и Гюго, Диккенс и Ж. Санд. Духовная жизнь Европы была интенсивной и многоаспектной. Но XIX в. связан и с формированием современной науки о литературе, принципах осмысления духовного опыта человека. До середины XVIII в. в теории словесности практическим руководством служили нормативные «Риторика» и «Поэтика» Аристотеля. Изменение в отношении клитературе, отделившие нормативную и ненормативную поэтику, было серьезным поворотом, связанным с разграничением естественных, социальных, гуманитарных наук. Неслучайно взаимоотношения литературы с естественными науками оказывают существенное влияние на формирование психологического аналитического Метода, познающего природу человека. Нормативная поэтика обладала Довольно жесткой схемой определения качеств произведения, с которыми должны были считаться авторы. Ненормативная поэтика поставила автора в более выгодные условия. Разделив природу (как объект Познания в естественных науках) и человека как субъект, гуманитарные науки способствовали принципиальному совпадению объекта и субъекта, так как они изучают человека.

Нормативную поэтику автор не интересовал, в ненормативной поэтике он стал главным, подчинившим себе жанр, героя, стиль.

Облик эпохи XIX в. характеризуется принципиально новой поэтикой, в которой представлены типы художественного сознания, отразившие смену литературных парадигм, разных методов взаимодействия теории и практики. Авторы «Исторической поэтики», опубликованной в 1994 г., так определяют художественное сознание: «Именно художественное сознание, в котором всякий раз отражены историческое содержание той или иной эпохи, ее идеологические потребности и представления, отношения литературы и действительности, определяет совокупность принципов литературного творчества в их теоретическом (художественное самосознание в литературной теории) и практическом (художественное осознание освоения мира в литературной практике) воплощениях. Иначе говоря, художественное сознание эпохи претворяется в ее поэтике, а смена типов художественного сознания обусловливает главные линии и направления исторического движения поэтических форм и категорий» .

Таким образом тип художественного сознания распространяется и на теорию словесного творчества, и на само творчество, используя различные методы познания общества и человека при разделении функций естественных, социальных и гуманитарных наук.

По мнению авторов «Исторической поэтики», существует три наиболее значимых типа художественного сознания — архаический, или мифопоэтический, традиционалистский, или нормативный, и индивидуально-творческий, или исторический.

Последний, третий, тип относится к новому времени, т.е. эпохе ненормативной поэтики, однако даже в пределах века девятнадцатого прослеживаются крупные изменения в историческом движении форм и категорий, отмеченных и выраженных в поэтике. Поэтому целесообразно говорить о двух типах художественного сознания, отразивших, условно говоря, романтическое и реалистическое мировидение. Движение это видно в особенностях постижения человека и мира, когда гуманитарному знанию пришлось сталкиваться с огромными трудностями при обосновании своей специфики. Индивидуально-творческий, или исторический, подход, вскрывающий взаимоотношения героя и реальности, обращался за помощью к методологии естественных наук. Эти два типа художественного сознания существуют в XIX в. то отдельно и независимо, то тесно соприкасаются, то пересекаются, то смешиваются. Поэтому, вероятно, нельзя говорить о резкой смене романтизма реализмом, реализма натурализмом. То же самое происходит в теории словесности, когда биографический метод, представленный Сент-Бёвом, вызывает к жизни культурно-историческую школу (И. Тэн, Г. Лансон, Г. Гетнер, Г. Брандес) и духовно-историческую школу (В. Дильтей), ставившие своей целью исследование художественного мира писателя и бесконечное множество «художественных миров, рождаемых историей» .

Литературное направление, доминирующее в тот или иной исторический период, но в рамках единой социокультурной парадигмы системы XIX в., формирует модель, систему категорий с определенным типом связей как между отдельными составляющими ее компонентами, так и между поэтиками, исторически развивающимися. Но, вместе с тем, эта система категорий сохраняет, несмотря на различие романтизма и реализма, центральную категорию поэтики —автора, —подчиняющего себе и жанр, и стиль. XIX в имеет дело с разрушенной традиционной системой жанров, с ненормативным стилем, индивидуально-творческим сознанием, с научно-эстетическим постижением реальности при настойчивых поисках путей сближения правды художественной и реальной. Пересматривается само значение литературного, интеллектуального авторитета и канона, подражание вытесняется воссозданием и анализом. Неравномерность и различные степени интенсивности духовной жизни Европы, при непременном условии поступательного развития и прогресса цивилизации, есть интеллектуальное духовное взаимодействие чужого опыта с собственным. Это заставило авторов чаще обращаться к современной жизни по сравнению с их предшественниками, а новые теории искусства возникали не в результате разрушения старых, а в полемике с ними, а уже потом в разрушении. Диалогичность культуры XIX в. во многом основывалась и на вызывающе-дразнящем общественное мнение соперничестве классицистов и романтиков (Франция), романтиков и реалистов (остальные страны Европы). Но даже когда появилось слово «реализм», соотносимое вначале лишь с «реальным», действительным (1934), романтизм, не желая отступать от своих позиций, проявлял себя в «неистовой» литературе и мировидении. Именно в 30—40-е гг. создаются самые романтические произведения Ж. Санд, А. Мюссе, Э. Сю, А. Дюма. Сближение литературы с реальностью идет по пути преодоления исключительности романтического героя, несущего в себе постоянные черты, к множественности реалистических героев и типов, разбавляющих константы романтизма непредсказуемостью и неуловимостью действительного мира. Новому герою придется вступить в конфликт с этим миром, приспособиться к нему или погибнуть, но находясь внутри этого мира. При всей подчиненности стиля и жанра автору в XIX в. творцу художественного произведения придется постоянно видеть перед собой читателя, который тоже вступает в диалог и с автором, и с текстом.

Тип сознания определяется несколькими факторами и зависит от степени самоопределения литературы, ее самостоятельности в сфере духовной деятельности человека. Но в большей мере он оформляется благодаря облику эпохи, динамике литературного материала, его систематизации, философской озвученности и существованию определенных сводов законов и правил, формирующих вкус, интересы, моду, стиль. Тип художественного мышления выкристаллизовывается в конфликте нормативности и свободы, жесткой заданности формы желания взорвать или нейтрализовать систематизированную карги мира. Он опирается на риторику или поэтику, массовое или индивидуальное восприятие мира и человека. В каждую историческую эпо до XIX в. преобладал один из принципов, или разделов, риторики. Н главное, что история литературы строится на взаимоотношениях жанра, стиля, автора и читателя. Читатель и автор по-разному отражают тип художественного сознания эпохи. Автор больше всего через жанр хотя законы жанра внешне как будто бы ограничивают свободу индивидуального творческого сознания. Читатель, воспринимающий про изведение, видит его в контексте вкусов и потребностей эпохи, осознает его как бы извне. Но оба они заряжены энергией творчества, сопри частности с природой, обществом, миром.

Романтический тип сознания открыт диалогу — он требует собеседника и соучастника одиноких прогулок, общения с природой, с собственной натурой. Он синтетичен, ибо это художественное сознание питается различными источниками оформления и обогащения, развития. Для романтиков необходимо движение, динамика, им важен процесс, а не его завершенность. Отсюда интерес к фрагментам, к жанровым экспериментам. Центральным в литературном процессе представляется романтикам автор. С романтизмом связано высвобождение слова из заранее заготовленных и определенных форм, наполнение его многими смыслами. Слово становится объектом-посредником при сближении правды жизни и правды литературы. XIX век — культурно-историческая эпоха, отразившая глубокие изменения в. истории общества и представления о природе человека, стимулированные Великой французской революцией. Век, исключительно нацеленный на развитие человеческой индивидуальности. Гуманистические устремления писателей XIX в. опирались на великие завоевания просветителей, открытия романтиков, крупнейшие достижения естественных наук, без которых невозможно представить себе новое искусство. XIX в. наполнен невероятной энергией и непредсказуемой игрой обстоятельств, с которыми приходится сталкиваться человеку в условиях социальной нестабильности, в условиях активного перераспределения сфер духовной деятельности и возрастания общественной значимости искусства, особенно литературы. Стендалевское любимое выражение «Гельвеции распахнул дверь в душу человека» обретало не менее броские дополнительные характеристики, обусловленные открытием «бездны человеческой души», обнажающей свою природу в периоды сложных катаклизмов.

Отличительной чертой XIX в. является спорадическое перемещение центров активного проявления духовной деятельности — из Англии в Германию, затем во Францию, а также включение пограничных феноменов в общий культурно-исторический процесс. Последние могут влиять на основные тенденции в развитии культуры и литературы, приближаясь к центру бурного и стремительного движения, потом откатываться назад, обогатившись энергией центра. Так случалось в отдельные исторические этапы со скандинавским, польским, венгерским романтизмом, так происходило с русской литературой, интерес и внимание к которой настойчиво сохранялись на протяжении всего XIX в., хотя и по разным причинам. В начале XX в. русская культура и литература стала осознаваться неотъемлемой частью мирового процесса даже со стороны самых скептических и консервативно настроенных писателей, таких, как В. Вулф.

Романтизм абстрагировался от мира реальности и создал свой собственный, в котором другие законы, другие чувства, слова, другие желания и понятия. Романтик стремится уйти от повседневности и возвращается в нее, открывая необычное, всегда имея при себе вечно манящий образ бесконечной устремленности в идеальное. Перефразируя Гоббса, можно сказать, что обещание счастья предполагает желание большего и большего. У романтиков это чувство не просто присутствует, оно до предела обострено. Дух перемен и вечного движения, становления, заразивший Европу и Америку, захватил и обогатил все формы художественной деятельности, от визуальных образов художников Жерико и Тернера до музыкальных композиций Бетховена и Берлиоза. Интерес к индивидуальному сознанию художника и развитию его возможностей сочетается с универсальной неспособностью многих романтических героев рассматривать себя как полноправных членов организованного социального сообщества. Часто они представлены как одинокие фигуры, отторгнутые от материалистического, эгоистичного и лицемерного мира. Иногда они поставлены вне закона или борются за собственное счастье самыми необычными, зачастую незаконными способами (разбойники, корсары, гяуры и проч.).

Свободное самостоятельное мышление романтиков реализуется в бесконечной цели открытий самого себя. Самосознание и самопознание является одновременно и задачей, и целью искусства.

Двоемирие романтиков очень близко диалогу с природой, универсумом, диалогу молчаливому, часто осуществляемому в воображении, но обязательно с физическим движением или имитацией его.

Романтический тип сознания предполагает стремление к сотворчеству, к со-бытию. Отсюда романтический стиль жизни, дружбы, доверительные письма, беседы с друзьями, в дневниках—с самим собой.

Романтизм имеет свои районы бытования, свою географию и образность, отражает положение литературы в сфере духовной деятельности. Романтизм как феномен культуры —проблема, которую можно рассматривать извне и внутри. Вопрос о содержании понятия зависит от места литературы в духовной жизни общества, наличия ряда социально-исторических факторов {многонациональность, различные религии, неравномерность развития, существование абсолютизма-,. наличие демократических тенденций, роль интеллигенции). Непосредственно с этим связан вопрос представления о литературе как об! элементе истории нации. Неслучайно романтизм рассматривается как ранний и поздний, оригинальный и заимствованный, прерывистый и эволюционирующий. Романтизм может быть частью менталитета (как в Германии, например), но может быть обусловлен и географическим | положением (Англия, Ирландия). Он также может существовать в] разных контекстах и разных эпохах - отсюда появление слова «неоромантизм». Но романтизм не может быть трансплантирован в XX век по причине все более дающего о себе знать наступления массовой; культуры на духовную жизнь европейского общества. Романтизм имеет постоянные признаки. Так, он рассчитан на одиночество и тишину, растворение в мире природы.

Благословляю вас, леса,

Долины, нивы, горы,

Благословляю и свободу

И голубые небеса!

И посох мой благословляю,

И эту бедную суму,

И степь от краю и до краю,

И солнца свет, и ночи тьму,

И одинокую тропинку,

По коей, нищий, я иду,

И в поле каждую былинку,

И в небе каждую звезду!

О, если б мог всю жизнь смешать я,

Всю душу вместе с вами слить,

О, если б мог в Мои объятья

Я вас, враги, друзья и братья,

И всю природу заключить!

(А. Толстой)

«Неземной мир, сотканный из тумана и грез, населенный фантастическими фигурами, таков мир Гофмана и всех романтиков. Удивительное пристрастие к диссонансу, к резким, царапающим полутонам и кто ощущает литературу как музыку, никогда не забудет этого особого, ему одному присущего звучания. Есть в нем что-то болезненное, какой-то срыв голоса в глумливый и страдальческий крик, и лаже в те рассказы, где он хочет быть веселым или задорно поведать о необычных выдумках, врывается вдруг этот незабываемый режущий звук разбитого инструмента. По натуре своей человек, плещущий через край дионисийской веселости, сверкающей, опьяняющей остроты ума, образцовый художник, он раньше времени разбил себе сердце о твердыню обыденности... Кто выдержал испытание столетием, тот выдержал его навсегда, и потому Гофман — несчастный страдалец на кресте земной обыденности — принадлежит к плеяде вечной поэтов и фантастов, которые берут великолепный реванш у терзающей их жизни, показывая ей в назидание более красочные и многообразные формы, чем она являет в действительности» .

Романтизм как феномен культуры привязан к эпохе, хотя может оставлять в наследство будущим поколениям некоторые свои константы внешнего облика личностей, ее психологических характеристик: интересную бледность, склонность к одиноким пешим прогулкам, любовь к красивому ландшафту и отстраненность от обыденного, томление по несбыточным идеалам и безвозвратно утраченному прошлому, меланхолию и высокое нравственное чувство, восприимчивость к страданиям других. Среди современных скоростей, городского шума, массовой культуры и соответствующего этому стилю жизни феномен может превратиться в суррогат, утратить целостность системы, которая существует только в контексте определенного общественного и индивидуального сознания.

Сейчас индивид утратил свою независимость и автономию, а XIX в. стонал под тяжестью этого разросшегося дитяти-индивида. Теперь он порабощен действительностью и обществом. Сознание заперто внутри его и не способно к диалогу. Нарушен принцип интимности человека, его существования, его мышления. Иное время, пространство, мир. Романтизм как «искусство удивлять нас приятным образом» как бы опустился на дно культурной памяти человека, но, как потонувший колокол, все еще продолжает звучать. XIX в. был заряжен энергией личности, XX - сражен ее бездуховностью.

В 1812г. Байрон сказал Каролине Лэм: «Ваше сердце, бедная Каро, подобно маленькому вулкану, извергающему лаву в жилы». Романтики много знали о себе, о своих любимых. Позднее свое представление о Байроне леди Каролина Лэм выразит в романе «Гленарван». Читатель Уже будет готов к восприятию другого облика поэта-бунтаря и романтического мятежника, именно благодаря очень хорошо найденной Байроном романтической метафоре, которая может быть отнесена и к Нему самому.

Сближение мира человеческих чувств с миром природы помогала романтическому герою ощутить себя частью большого универсума, чувствовать себя свободным и значительным. Одновременно автор романтического произведения, познавая своего героя, постигал тайны человеческой психологии через знакомые образы природы. Приближение к природе усиливает простоту, естественность словесного выражения.

Слово в романтизме представляет собой демаркационную линию между миром творческого воображения и миром реальным, оно предупреждает о возможном вторжении действительности и приостановлении полета фантазии. Слово, согретое творческой энергией и энтузиазмом автора, передает его тепло и энергию читателю, приглашая его к сопереживанию, к совместным действиям. Вот почему так часто в романтической поэзии местоимение «я» заменяется местоимением «мы». Риторическое слово мало способствовало объединению. Например, романтическое поэтическое слово стимулирует объединение, желание сопоставлять, сравнивать, подчеркивать личностное, а также национальное. Но, романтик-путешественник, он гражданин мира, которого вся планета — сосредоточие мысли, тайны, процесса творения. Движение, окрашенное и обновленное любознательностью энтузиаста, восхищающегося красотами и тайнами природы, рождает неприятие косности и застывших форм. Романтизм импульсивен, он возникает то в одном, то в другом регионе, никогда не затихая и не сходя со сиены жизни. Он подкрепляется желанием индивида заглянуть в бездну души, открыть зыбкость страстей и передать эту взволнованность и растревоженность родственной душе. Романтики находят себе духовно близких людей, разделяющих их тревоги, восторги и смятенность. Неудовлетворенность собой, томление по неясному идеалу отличают романтический тип от последующих типов художественного сознания. Символика, метафорика, эмблематика романтического художественного сознания на первый взгляд просты и естественны, но они полны тайного смысла, они многозначны, например, романтические образы розы, соловья, ветра и облака. Они одинаково живы в сознании и реальности, в человеке и природе. Они могут обрести другой смысл, если помещены в иной контекст: именно чужой контекст помогает романтическому произведению жить по законам живого существа. В художественном сознании запечатлен облик эпохи с ее историческими фигурами и потребностями, стилем жизни, образом! мыслей. Но одновременно слово, вырвавшись из-под власти автора, направившись к реальности, снова возвращается к своему создателю, иногда, правда, побывав в чужих краях и странах. Слово переводное при знакомстве с инонациональной литературой требует одновременно и трансформации мышления. Романтическое видение рассчитано на| смешение жанров, но иное, чем в предшествующие эпохи. Изменяется характер их проявления в культуре в целом. Таковы оды и баллады, эссе, да и сам жанр романа. Фрагментарность мышления, склонность к изображению руин, осколков, разрозненных частей не создает ощущения хаоса. Напротив, все говорит о продолжении, о незавершенности, о незаконченности, а, следовательно, о разомкнутости системы. Смешение жанров, как поэтических, так и прозаических, важно в раскрепощении сознания и в освобождении его от условностей, от обязательных нормативных приемов и правил. Смешение приветствуется романтиками, ибо в их искусстве господствует синтез, сплав различных методов познания мира, различных способов открытия истины и красоты. Всякий литературный мир есть упорядоченный и в определенной степени предсказуемый и гармоничный. В романтическом сознании гармония выглядывает из хаоса, процесс закрывает завершение и итоги, свидетельствует о торжестве бесконечного над конечным, свободы над несвободой. Романтический тип сознания универсален - он отражает эпоху, но, вместе с тем, он в высшей степени национален, индивидуалистичен и субъективен, неповторим и оригинален. Можно говорить о немецком романтическом сознании, английском, французском, но можно представить себе и скандинавское, славянское, восточное. В эпоху романтизма складывается не просто эстетика и философия романтической направленности, складываются школы и типологические общности, между которыми существуют связи и взаимоотношения, иногда контактные, иногда опосредованные. Именно эти межлитературные общности помогают выявить специфические особенности нахождения и функционирования компонентов художественного сознания, направленного на постижение сути, характера, лика эпохи, ее составляющих, ее доминанты. В эпоху романтизма рождаются сравнительное литературоведение и понятие «мировая литература», сравнительное языкознание и литературно обрабатывается национальный фольклор наряду с фольклором других стран. В эпоху романтизма намечается районирование литературного и культурного процесса, а чужеземные влияния стимулируют общественное самосознание и оживляют его, проявляя потенциальные возможности дальнейшего сближения и совместного развития в русле Доминирующей тенденции. Романтизм — это еще и новая культура общения. Вот почему письма и беседы, споры и разговоры, застольные беседы, «замогильные записки», ранее известные как малые устные жанры, а новые времена часто имеют письменные аналоги. Человеческое общение, остроумное соперничество в спорах и дискуссиях, лекциях и проповедях были нормами поведения и существования Романтического индивида, это было частью стиля, облика эпохи. Показательно также и стремление к диалогу с воображаемым читателем, через заметки на полях, комментарии, предисловия, глоссарий, как у В. Скотта, через маргиналии, как у Колриджа.

Пограничные явления в мировидении романтиков могли быть Доминирующими при определении ими специфики национального сознания, столь важного в XIX в.

Так, пытаясь найти наиболее общие специфические черты развития, обусловленные не литературными факторами, а религией, особенностью темперамента, степенью зависимости от античной традиции, романтики делили литературы на северные и южные. Понятие вкуем также не должно игнорироваться при сопоставительном изучении литератур. Во Франции, например, долгое время господствовала нормативность в искусстве, слове, вкусе. В Германии вкусы более свободны, независимы, индивидуальны.

Вместе с тем Германия относится к числу литератур менее социальных, чем Франция и Англия. Ж. де Сталь утверждала, что англичане, больше пекутся о судьбах человечества и поэтому проявляют исключительное внимание к способам его развития и совершенствования! Французы открыли зависимость литературы от общественных установлений. Ж. де Сталь писала: «В конечном счете изменить некоторые национальные привычки способны лишь только шедевры литературы. В уме своем человек бережет тайный источник свободы, неподвластный силе; не раз случалось, что завоеватели перенимали обычаи побежденных народов: убеждение изменяло древние нравы... Там, где к власти приходят люди, не владеющие искусством убеждения, нация чуждается | просвещения и не умеет осознать собственную судьбу. Косноязычие ! разъединяет людей, оставляя каждого во власти собственных впечат- | лений. Тот, кто не способен убедить, начинает угнетать: чем меньше у властителей достоинств, тем сильнее попирают они права подданных» . Успехи литературы необходимы для установления и сохранения свободы.

Немцы, не будучи общественной нацией, разделенной на множе-1 ство разных государств, по мнению Ж. де Сталь, погружаются в идеалы, \ поскольку окружающая их действительность враждебна личности, I свобода возможна здесь лишь в сознании, поэтому немцы особенно | искусны в эпоху романтизма в отстаивании свободы выражения. С эпохой романтизма тесно связана идея национального самосознания, национальной специфики, отразившиеся по-разному в интересе к фольклору (у англичан и немцев), к литературной традиции, к древней античной культуре. Романтизм перспективен для сравнительного изучения, поскольку наметились пути сближения не только историко-ти- i пологического характера, но и жанровое и стилевое. Уровень тематических заимствований, бродячих сюжетов, отдельных мотивов) обогащает контекст новыми откровениями, неожиданными взаимо- i связями. Так, например, отдельные черты эпической романтической поэмы «Дева озера» В. Скотта легко могут быть обнаружены в прозе] А. Бестужева-Марлинского, в частности, в «Страшном гаданье».

Романтизм — благодарный предмет для сравнительного изучения литератур и различных культурных контекстов еще и потому, что в нем отразилось необыкновенно чуткое восприятие огромных перемен и форм. Общественное сознание ориентируется на человека, являющегося частью мира, находящегося в постоянном становлении и движении.

В XIX в. происходит сближение литературы с действительностью, в которой человек в своем индивидуальном облике становится основным субъектом.

Именно в период романтизма происходит глубокий прорыв в художественном сознании, обусловленный победой индивидуальности, стремлением к синтезу различных сфер духовной деятельности, наметившейся международной специализацией умственного интеллектуального труда. Слово, освободившись от риторического однообразия, скованности идеи и деятельности, становится полифоничным, многозначным, оно обогащается загадочностью, знаковостью, но вместе с тем как и стиль, и жанр подчиняется воле автора. Новалис утверждал, что «поэт выше, чем ученый», подчеркивая тем самым познавательную ценность искусства.

Неустойчивость, текучесть, непредсказуемость внешнего мира заставляет автора с помощью творческого воображения преобразовать мир в более упорядоченный и цельный. Двоемирие - не только свойство индивидуально-творческого художественного сознания. Оно культивирует образ героя — исключительную личность, заглянувшую в бездну собственного сознания. Герой Шатобриана признается: «Всю жизнь я имел перед глазами мир одновременно бескрайний и непостижимый и пропасть, разверзнутую у моих ног». Грозный океан жизни представляется герою в виде огромной гостиницы, где все находится в постоянном движении. Общественное и художественное сознание романтизма тесно связано во всех странах с понятием идеала, вызванного неприятием действительности и признанием в ней хаоса, беспорядка, дисгармонии. Оно сосредоточено на внутреннем мире, хотя и конфликтующим с самим собой, но все-таки относительно стабильном, поскольку он изолирован от внешнего. Тема странничества — средство познания себя и своих возможностей, приобретает особый смысл. Часто географическое путешествие имеет условный характер, главное — внутреннее путешествие по потаенным уголкам сердца и души. Но есть также и постоянно присутствующая во всех романтических произведениях настороженность при встрече литературности и действительности. Волшебство немецкого романтизма, сказочные мотивы превращения, взаимного перевоплощения — Серпентина — зелененькая змейка, фея Розабельверде — красивая бабочка — органично вписано в бытовую стихию часто мещанского быта. Два волшебника — Просперо Альпанус и фея Розабельверде — пьют кофе, ведьма Лиза, принимающая облик торговки с яблоками, проживает в определенном месте с точным указанием улицы и дома. Вместе с тем каждая национальная литература выдвигает своего героя, живущего внутри собственной действительности, которая становится главным предметом изображения. Природа человека, особенно обнажившаяся в период французской революции, стала отражением той зыбкости страстей, которая подробно рассмотрена Шатобрианом, теоретиком раннего французского романтизма. «Зыбкость страстей — это состояние души! исполненное драматизма и никем еще не изображенное. Его почти не! знали древние, но с движением цивилизации оно охватывает души все! сильнее и мучительнее. Из книг, наблюдений черпается прежде всего преждевременный опыт. Юноша вступает в жизнь с переполненным! сердцем, богатым воображением, но заранее разочарованный, ничем! не удовлетворенный, во всем непостоянный» ...

Отношения литературы с философией, религией и моралью были обусловлены скорее общими закономерностями, но развивали и обогащали их национальные варианты, а иногда сказывалась и международная специализация, международное разделение интеллектуального труда. Религии во Франции быв нанесен удар просветителями, хотя | вклад в разрушение здания религии отчасти преувеличен нашими историками и критиками литературы. Монтескье признавал за религией особое право воспитывать человека, совершенствовать его мораль. Неслучайно, что в Германии и Франции появились романтические трактаты о христианстве: «Христианство и Европа» Новалиса и «Гений I христианства» Шатобриана. Религия именно в эпоху романтизма, участвуя в создании модели мира, выполняет функцию особой межлитературной общности, сближая различные национальные варианты романтизма, вступая в отношения с нелитературными факторами, но концентрируясь на главном объекте — человеке.

«Та религия, — пишет Шатобриан, — которая непрестанно сдерживает человеческие страсти, неизбежно увеличивает напряжение страстей в драме и эпопее: она располагает к описанию чувств более, нежели любое из таких религиозных установлений, которые, вовсе не; ведая проступков сердца, рисуют нам лишь внешнюю сторону событий.' Именно такова наша религия в сравнении с религиями древности: христианство есть ветер небесный, который раздувает паруса добродетели и усугубляет бури совести, грозящие пороку. Древние, например,( считали смирение низким, а гордость благородной, у христиан - наоборот. Уже одно это изменение нравственных правил представляет человеческую природу в новом свете и позволяет узреть в страстях глубину, неведомую древним» . Следует добавить, что для таких стран, как Германия, Россия, Италия, религия играла особую роль в консолидации сил нации создавая в разных национальных менталитетах предпосылки для оформления русской и немецкой идеи.

«Диалектика» Шлейермахера, а также его «Речи о религии» явились серьезным подспорьем для романтиков, подготовив их к рассмотрению религии как особого рода духовной деятельности, связывающей до некоторой степени теорию и практику. Наука и практика, рождающиеся из религии (в их основе чувственное созерцание вечного и бесконечного) и сохраняющие с ней связь, должны всегда придерживаться этого правила. «Именно религия приобщает науку и практику к «общему чувству живой природы, к сознанию того, что сущность и границы конечного определены лишь от бесконечного» . Феноменология религиозного сознания стала составной частью культуры эпохи романтизма, вскрыв еще одну черту художественного сознания, которая могла играть роль особой межлитературной общности. Романтики придавали исключительное значение речевому акту, видя в нем акт творческий, приближение к истине. Русские декабристы — романтики, прекрасно знавшие немецкую философию и литературу, иногда следовали по уже проторенной дороге, но чаще, основываясь на российской действительности и опыте русских, создавали собственные теории прекрасного, воображения, романтизма. В статье А.А. Бестужева-Марлинского «О романтизме» (1826) автор демонстрирует оригинальное прочтение немецкой герменевтики, однако в обрамлении русских духовных исканий. «Поэзия, объемля природу всю, не подражает ей, но только ее средствами облекает идеалы своего оригинального творческого духа. Покорная общему закону естества — движению, она, как необозримый поток, катится вдаль между берегами того, что есть и чего быть не может, создает свой условный мир, свое образцовое человечество, и каждый шаг к собственному усовершенствованию открывает ей новый горизонт идеального совершенства. Требуя только возможного, она является во всех видимых образах, но преимущественно в совершеннейшем выражении мыслей — в словесности» . Пробираясь через дебри немецкой философии, Бестужев-Марлинский, несомненно, использует, хотя и в описательном варианте, терминологию Шлейермахера. Однако именно факт заимствования активизирует воспринимающую среду, стимулирует развитие непохожих, оригинальных национальных специфических черт художественного типа сознания романтической эпохи. Степень зависимости от философии, отделившейся от гуманитарных наук во второй половине XVIII в., в Германии и России была различна, как различна она была в Англии и Франции, славянских странах, особенно в тех, где романтизм был поднят на волне освободительного движения и где религия сердца поддерживалась свободой духа. Видимо, герменевтика закрепила разграничение двух методологий, характерных для гуманитарного и естественнонаучного знания. Тип романтического художественного| сознания ориентировался на диалогизированный культурный контекст, хотя в основе своей романтический текст, как продукт творческого воображения и участник диалога с природой, с вселенной, универсумом, заключает в себе множественность слов. Расставаясь с нормативностью, однообразием и утомительным «готовым словом, предшествующих эпох, романтики восстанавливали эмблематичность многозначность слова, с помощью которого они надеялись расширить границы литературности путем внедрения непоэтических сюжетов и предметов в поэзию. Художественная деятельность стала в эпоху, романтизма частью духовной деятельности человека, его эмоциональной жизни. Романтическое искусство в силу своего двоемирия тяготеет к созданию моделей. Духовная деятельность у романтиков стала чаще всего соотноситься с музыкальными моделями. Романтическая душа - это душа звучащая, прислушивающаяся к волшебным звукам внутри себя, а через себя и мира. «Музыка причастна к некоей первоначальной «до-антиномичной» стадии бытия, она несет весть об исходном единстве мира и человека и указывает путь к возвращению этого единства» ,, Немецкий поэт Мюллер, написавший великолепные поэтические циклы для Шуберта «Прекрасная мельничиха» и «Зимний путь», признавался в своем дневнике: «...я не умею ни играть, ни петь, — но когда я сочиняю стихи, я, тем не менее, и пою, и играю. Если бы я уме^ выразить те напевы, что звучат во мне, мои стихи нравились бы больше, чем нравятся теперь... Может быть, и найдется сочувствующая душа,, которая обнаружит напевы, скрытые в словах, и возвратит их мне» Музыкальность романтизма и особый настрой художника-романтика - своеобразный путь от национальных вариантов романтизма к общеевропейскому процессу при всей динамике, неравномерности развития романтической литературы, выдвижения и смены культурологических центров — из Англии в Германию, Францию, Россию, Скандинавию. Чрезвычайно любопытным примером можно считать расчленение романо-германского региона в период романтизма за счет сильный центров культуры — крупных европейских стран — и оживление периферии европейской культуры. Через норвежца X. Стеффенса происходит знакомство датского романтика Эленшлегера с иенской романтической школ