Этносы и культуры Кубани: энциклопедия

Болгары (самоназвание българите) – южнославянский этнос, отдельные общины которого связаны с Кубанью с XIX в. В 1870-е–1880-е гг. в Ейском и Кавказском уездах, в Екатеринодаре, Армавире и на Черноморском побережье появляются группы сезонных огородников из Болгарии, а также из Бессарабии, Херсонской, Таврической, Харьковской и других малороссийских губерний [21, с. 69–74]. Материалы Первой всеобщей переписи населения 1897 г. зафиксировали в Кубанской области 322 человека (211 мужчин и 11 женщин), признававших родным языком болгарский [29, с. 61]. 286 человек (183 мужчины и 93 женщины) имели болгарское подданство [29, с. 56]. В Черноморской губернии перепись зафиксировала 5 болгарско-подданных [31, с. 28]. По родному языку болгарский выделен лишь в графе «остальные славянские» вместе с чешским, словенским и сербским [30, с. 34]. Согласно «Обзору Черноморской губернии» на 1 января 1915 г. здесь проживали 72 болгарских подданных (45 мужчин и 27 женщин) [25, л. 4]. В списках болгар Ейского отдела на 1 декабря 1916 г. насчитывается около 200 болгарскоподданных (около половины этого числа приходится на русских жен болгарских колонистов и детей от брака с ними, которые по законам империи считались подданными той страны, откуда был муж) [Подсчитано по: 9]. По данным С.Н. Ктиторова, накануне преобразования села в город Армавир (1914 г.) болгарская община уже насчитывала не менее сотни человек [18, с. 244], и почти все они были болгарскоподданными. В 1912 г. из Армавира на 1-ю Балканскую войну выехали 80 болгар запасных нижних чинов, призванных в ряды мобилизованной болгарской армии [18, с. 244]. Исходя из географии встретившихся в документах местах выхода болгар, а также из того факта, что практически каждый болгарский колонист определялся в документах как «градинар» [10, л. 10] (огородник), можно утверждать, что в качестве метрополии предстает прежде всего Центральная Болгария – старейший огородный район страны [26, с. 313]. Широко было распространено огородничество в районах крепостей Шумен, Варна, Рущук, Видин, Силистра; здесь работали лучшие болгарские огородники, поставлявшие овощи еще для турецкой армии [17, с. 10]. Известно, что зеленичарство, как одна из форм эксплуатации крестьянского населения в Болгарии, приобрело в начале ХХ в. массовый характер и способствовало выезду разорившихся болгар за границу. К развитию огородного промысла за границей вело и аграрное переселение страны.

В литературе отмечается, что болгары «достаточно быстро адаптировались в местных условиях и успешно продолжали заниматься привычными для них огородничеством и садоводством, а также пчеловдством, сушкой лесных фруктов и «звериным промыслом» [4, с. 147]. Представляется, что все же промысловое огородничество явно преобладало над всеми перечисленными занятиями. Болгары сумели, видимо, занять ту нишу, которая не была занята казачьим и иногородним восточнославянским населением [23, 24]. На это указывал К.Н. Черный, который отмечал: жители Ейского уезда «вообще не имеют обыкновение разводить огороды с промысловой целью. Исключение в этом отношении составляют болгары-арендаторы, занимающиеся специально огородным хозяйством на арендуемых у станичных обществ землях <…>. В настоящее время таких огородов устроено два – один в юрте ст. Новодеревянковской, а другой в юрте ст. Стародеревянковской» [34, с. 477]. В документах Ейского отдела за 1917 г. сообщалось, что «все болгары, значащиеся по списку, проживают у жителей станиц и занимаются огородничеством на землях собственников и казачьих паевых наделах в качестве работников по огородничеству» [9, л. 23]. Посылая начальнику Кубанского областного жандармского управления в июле 1916 г. список болгар с. Адлер Сочинского округа, местные власти сообщали, что «из этих болгар только один Христо Георгиев Кюркчиев занимается торговлею, а остальные огородники» [15, л. 2].

Противопоставлять огородничество и торговлю в данном случае нет смысла, поскольку реализация выращенных овощей на базаре составляла заключительный этап производственного процесса огороднических болгарских артелей. Немного заработав, отдельные болгарские огородники приобретали мелкие предприятия по проиводству мясомолочной продукции. Производственная культура болгарских огородников была выработана столетиями и приобрела широкую известность. Ее отличали три основных параметра. Во-первых, болгарские огородники освоили мастерство орошения. Вода загребалась из водоемов с помощью сосудов, прикрепленных к ободу большого колеса, который приводился в движение рабочим скотом. Подобные сооружения известны с древности в странах Востока и Средиземноморья. В России, где работали болгары-огородники, этот поливной механизм прозвали «болгарским колесом» [20, с. 71]. В памяти армавирских старожилов до сих пор сохраняется топоним «Болгарский чигирь», т.е. колесо для полива, которое можно было еще наблюдать в 1920-х–1930-х гг. [5, с. 141]. В перечне имущества болгарскоподданных, проживавших в 1916 г. в Ейском отделе у Еню Тотева Сайдова, 56 лет (ст. Староминская) значатся «2 машины для поливки огорода с ведрами и корытами» [9, л. 15 об.]. У проживавшего там же Тодора Петкова Дымова, 27 лет, имелась «одна машина для поливки огорода с ведрами», стоимостью 70 руб. [9, л. 15 об.]. У жителя станицы Стародеревянковской Добри Петрова, 36 лет, имелось 6 рабочих лошадей и «поливальное колесо с корытами» [9, л. 18 об.]. В воспоминаниях В.К. Михайлова, 1908 г.р., проживавшего в 1915 г. в станице Баталпашинской, описано болгарское колесо, приводимое в движение водяным двигателем [8]. В перечне имущества болгарскоподданных, проживавших в Ейском отделе, упоминаются «водокачки» [9, л. 13 об.].

Во-вторых, достижением болгарских огородников было парниково-тепличное хозяйство, благодаря которому они привнесли на Кубань много теплолюбивых культур – томаты, кабачки, баклажаны, сладкий перец и стали поставлять в города и станицы свежие овощи. В перечне имущества Кристо Юрданова, проживавшего в станице Новоплатнировской, числятся 35 парниковых рам, стоимостью 350 руб. [9, л. 17 об.]. У Ивана Стойкова, проживавшего с женой Секлетикией и сыном Николаем в той же станице имелось 20 парниковых рам на сумму 150 руб. [9, л. 18 об.].  Христо Стоянов, проживавший в станице Новощербиновской с 20 февраля 1915 г. имел 40 парниковых рам [9, л. 35 об.].

Армавирский краевед Б.Л. Выродов отмечал: до появления болгар, по рассказам армавирских старожилов, последние «не имели представления о таких овощах как помидоры, баклажаны, сладкий перец, кабачки, цветная капуста и тому подобное <…>. По справедливости и с благодарностью называли их (болгар. – О.М.) учителями по огородным делам» [1, с. 18]. Не случайно на кубанских сельскохозяйственных выставках болгарские огородники неизменно получали высшие награды за образцы своей продукции. Так, в 1908 г. большая золотая медаль на сельскохозяйственной выставке в станице Вознесенской была присуждена огороднику Хаджи Константинову за образцы овощей, большая серебряная – братьям Ценовчевым и братьям Караклиновым за коллекции овощей [33].

В-третьих, болгарские отходники-овощеводы привнесли культуру коллективного труда и трудовых взаимоотношений, отличающуюся демократизмом и дисциплиной, взаимной поддержкой и честностью, терпением и тщательностью выполнения работы, невзыскательностью к условиям труда и быта. Эти качества вызывали уважение у окружающего населения, а в практическом плане они обусловили низкую себестоимость продукции, быструю поставку свежесорванных овощей на базар и, таким образом, высокую конкурентноспособность болгарских огородников [20, с. 72]. Говоря в отчете за 1909 г. о развитии в Кубанской области огородничества, начальник области вынужден был констатировать: «Огородничество в Кубанской области промышленного значения не имеет и существует исключительно для удовлетворения потребностей населения. Главнейшей причиной этого служит трудность и сравнительная дороговизна огородной культуры при существующих в области неблагоприятных климатических условиях, а также недостаток удобных и дешевых путей сообщения и отсутствие сбыта. Вблизи городов и пересекающей область в трех направлениях линии Владикавказской железной дороги, где сбыт овощей обеспечен спросом на местные рынки, огородничество начало принимать промышленный характер, быстро развиваясь из года в год. К сожалению, здесь оно находится всецело в руках болгар и молдаван, арендующих с этой целью значительные земельные участки. Имея в главнейших городах России своих представителей, болгары и молдаване сбывают овощи в эти города» [28, с. 117–118].

Болгарские огородники имели четкую производственную организацию. Артель арендовала землю, приобретала основной материал, сносилась с властями, реализовывала овощи на базаре. Заработок распределялся по паям, которые были идеальными долями общей прибыли. Так, «компания», состоявшая из Василия Николаевича Волчанова, Степана Васильевича Волчанова и Константина Константиновича Бурлева в юрте хутора Лосевского Кавказского отдела владела 10 десятинами на праве аренды [9, л. 8]. «Компания», включавшая Николая Христофоровича Тумбова, Николая Михайловича Люцианова и Николая Михайловича Маслова имела на хуторе 5 десятин, «компания» из Николая Степановича Конокчиева, Ивана Николаева Добричеваи Петра Ильича Славкова – 9 десятин, «компания» Василия Семенова Паназова и Степана Ивановича Малауди – 25 десятин [9, л. 8]. В Ейском отделе имели место семейные артели, которые к тому же набирали работников из числа вновь прибывающих в край в поисках лучшей доли соотечественников. У жившего в станице Каневской Василия Дмитрова находились в услужении Георгий Христов, 20 лет, прибывший в Кубанскую область в 1910 г. и Менол Георгиев, 27 лет, прибывший на Кубань в 1907 г. [9, л. 16 об.]. Живший в той же станице с 1888 г. Иван Петрович Цвеев, 75 лет, не только имел сыновей Милко, 40 лет, Петра, 38 лет. Стефана, 35 лет и Георгия, 30 лет, но и работников: Диму Михалева Адажиева, 32 лет (в Кубанской области с 1906 г.), Марко Милко, 75 лет (в Кубанской области с 1911 г.), Мартына Иванова Петкова, 18 лет (в Кубанской области с 1909 г.) [9, л. 16 об.–17 об.].

Дома в списках имущества болгар за 1916 г. фиксируются исключительно кубанского типа. Так, проживавший в ст. Староминской Еню Тотев имел на участке В. Галушко «жилой дом саманного устройства о двух комнатах, крытый камышом, стоющий 100 р., 2 дощатых сарая каждый на 1 тес, крытые камышом, стоющ. 100 р., 1 сарай турлучного устройства, крытый соломой 10 р., погреб, крытый соломой 10 р.» [9, л. 15 об.]. Проживавший здесь же Тодор Петков Дымов на участке В. Майгура имел «жилой дом саманного устройства, о двух комнатах с сенцами, крытый железом, стоющий 150 р.» [9, л. 15 об.]. За жившим в станице Казанской Николаем Семеновым Караколевым с родным братом Саввой Семеновым числится «саманная хата о 3-х комнатах, крытая камышом, деревянный сарай на два звена, крытый камышом» [9, л. 8]. Обосновавшиеся в этой же станице Николай Михайлов Чилоков с родным братом Антоном Михайловым имели «две деревянные хаты, крытые камышом». Жившие в станице Темижбекской Степан Степанов Палев и Григорий Степанович Волчанов имели: первый «дом на столбах о двух комнатах, крытый черепицей», второй – «дом столбовой о двух комнатах, крытый соломой» [9, л. 8]. Поскольку доля овцеводства в традиционных занятиях болгар края была незначительной (упоминается лишь у Н.И. Кириченко), вряд ли имело место изготовление традиционной одежды из шерсти, характерной для метрополий и болгарского населения соседнего Крыма [27, с. 74–77]. К тому же тырновские огородники еще во второй половине XIX в. сменили характерный тип балканской одежды на костюм городского европейского образца, сохранив лишь некоторые практичные элементы: безрукавку, соломенную шляпу и постолы как рабочую обувь [20, с. 77]. В кухне национальные вкусы, видимо, были прочнее. Армавирские старожилы утверждали, что «настоящий борщ на Кубани нас научили готовить болгары» [1, с. 18]. Последнее утверждение носит явно преувеличенный характер. Для болгар больше характерно тушение овощей и мяса в острых соусах. Остротой, насыщенностью жирами и красной краской (от перца) болгарские кушанья похожи на блюда других балканских народов, отличаясь от кухни западных и восточных славян [26, с. 355]. Появление сладкого перца в крае в начале ХХ в. кубанцы действительно связывали с огородниками-болгарами [19, с. 174]. Это обстоятельство, а также память о красной окраске болгарских блюд могли трансформироваться у армавирцев в мотив о заимствовании борща.

Профессиональное огородничество возникло довольно поздно и отличалось более совершенной технологией, позволяющей противостоять капризам природы. Поэтому магическая практика болгар, связанная с аграрными праздниками и обрядами отпадала на Кубани сама собой, не соответствовала она и изменившемуся мировоззрению отходников [20, с. 77–78]. Вряд ли ситуация в Кубанской области и в Черноморской губернии отличалась от описанной формы отходничества. Семейные традиции размывались браками с кубанскими девушками. Жительница станицы Тимашевской Пелагея Матвеевна Станчева (Кучукова) писала в мае 1917 г. начальнику Кубанской области: «До выхода в замужество за болгарско-подданного Харламби Станева я принадлежала к мещанам гор. Ейска» [10, л. 2]. Иван Маринов Русев сообщал о себе министру внутренних дел: «В 1910 г. я вступил в законный брак с русскоподданной мещанкой гор. Екатеринодара Кубанской области Марфою Федоренко, что свидетельствует в национальном паспорте надпись священника станицы Васюринской» [11, л. 13]. В обширном списке болгар, проживавших в Ейском отделе, практически все супруги огородников местные уроженки, лишь жители станицы Старощербиновской Иван Добрев Караджиев, 34 лет, Дончо Лечев, 44 лет, Христо Т. Нихтяхов, 38 лет, Христо П. Пуканков, 28 лет, а также проживающий в Новоплатнировской Кристо Юрданов имели жен в Болгарии. Остальные (свыше 100 человек) в основном женаты на женщинах с русскими именами. В ряде случаев указывается происхождение последних. Так, житель станицы Старощербиновской огородник Кронзов Христо Георгиев был женат на Агафье Пимоновне, «урожденной крестьянке селения Екатериовки Области войска Донского» [9, л. 29 об.]. Юрдан Петров женился «на вдове урожденной ст. Старощербиновской Вассе Ставровне» [9, л. 31 об.]. Живший в станице Новощербиновской Петко Недилков был женат на крестьянке Полтавской губернии Хорольского уезда Родионовской волости Евдокие Груеве [9, л. 34 об.].

Языковую ситуацию документы характеризуют следующим образом. Уроженец станицы Раевской Михаил Борисович Цанев писал 18 июля 1917 г.: «Причина, вызывающая необходимость приписаться в русское подданство та, что я от самого рождения проживаю в России, с Болгарией я совершенно не сроден и незнаком с ея обычаями, мать моя казачка станицы Раевской после смерти моего отца опять вышла замуж за казака станицы Раевской. По-болгарски говорить совершенно не могу, своими всеми обычаями я обязан более России, чем Болгарии» [12, л. 2].

Интегрированная в восточнославянскую среду, традиционно-бытовая культура болгарских огородников подверглась духовному влиянию окружающего населения. Кубанцы выделяли болгар не по этнодифференциальным признакам, а по их опыту в огородничестве, особенностям психического склада и поведения, а также таким качествам, как трудолюбие, скромность, непритязательность в быту, бережливость. Очевидно, именно эти качества поддерживали этническое самосознание болгарских переселенцев в край.

1 октября 1915 г. болгарское правительство вступило в Первую Мировую войну на стороне Центральных держав, отдав приказ своей армии о нападении на Сербию. Реакция болгарского населения Кубани на вступление Болгарии в войну отразилась в открытых обращениях к своему правительству, многочисленных ходатайствах о принятии российского подданства.

7 мая 1916 г. на подданных Болгарии были распространены ограничительные постановления, изданные «в отношении неприятельских учреждений, обществ, товариществ и подданных немецкого происхождения» [14, л. 12]. Все предоставленные прибывающим ранее в Россию болгарам льготы объявлялись отмененными. Судьба болгар передавалась на рассмотрение военных властей. Указывалось, что все болгарские подданные, «проживающие в местностях, объявленных на военном положении и включенных в театр военных действий, в случае требования военных властей об удалении их из означенного района высылаются в Воронежскую, Казанскую, Калужскую, Пермскую, Рязанскую, Тамбовскую и Тульскую губернии» [1, л. 12]. Исключение делалось для болгар-офицеров русской армии, «лиц, состоящих на государственной службе, их семей, учащихся и вообще отдельных лиц», «полнейшая благонадежность которых может быть удостоверена надлежащими гражданскими или военными властями» [14, л. 12]. В Черноморской губернии, непосредственно примыкающей к морскому театру военных действий, вопрос о выдворении болгарских переселенцев решался более радикально, чем в Кубанской области. 27 сентября 1916 г. начальник Сочинского округа докладывал Черноморскому губернатору: «Все торгово-промышленные предприятия болгарскоподданных во вверенном мне округе ликвидированы» [15, л. 26]. В Кубанской области ситуация складывалась несколько иначе. С.Н. Ктиторов, занимавшийся историей армавирских болгар, справедливо отмечал: «Целый ряд источников однозначно свидетельствует, что трагедии массового исхода болгар с Кубани не произошло. Так, в армавирской газете «Отклики Кавказа» регулярно продолжали появляться заметки о болгарах как главных местных огородниках и торговцах зеленью <…>. Болгары, как в Армавире, так и на всей Кубани проживали и занимались огородничеством вплоть до Октябрьской революции» [18, с. 246–247]. Наши архивные разыскания полностью подтверждают этот вывод. Начальник 1 участка Ейского отдела доносил 5 августа 1915 г. атаману отдела: «В районе вверенного мне участка никаких болгарских учреждений, обществ, товариществ и других промышленных и торговых заведений не имелось и не имеется. Болгарско-подданных нехристианского вероисповедания также не имеется, а если есть болгарско-подданные, то только православного вероисповедания, список коих при сем представляю. Болгары эти занимаются огородами, т.е. посадкой капусты, лука, огурцов. помидоров и других необходимых овощей». При этом начальник участка подчеркивал ту огромную пользу, которую приносило огородничество болгар для местного населения: «Так как местные жители, – писал чиновник, – никто специально посадкой овощей не занимается, то эти болгары, на коих согласно закона 1-го июля 1915 года (собр. узаконений №205 ст. 1608) не распространяется закон 2-го февраля 1915 года (собр. узаконен. №39 ст. 349), являются единственными конкурентами местных торговок и спекулянтов по доставке на станичные рынки и на рынок в гор. Ейске необходимых для селян овощей, убивая тем самым алчные аппетиты означенных акул-спекулянтов, готовых без всякой жалости содрать кожу с местного обывателя. Болгары овощи сбывают по сравнительно дешевым ценам, и благодаря культурной специальной обработке земли, овощи эти являются образцовыми. Также на случай реквизиции овощей для нашей армии можно будет найти только у болгар» [9, л. 26].

Выслать болгар так и не решились, были аннулированы лишь договоры об аренде болгарскими колонистами земли. Местные власти продолжали настаивать на том, что высылка болгар пагубно отразится на снабжении местных рынков необходимыми продуктами. Тот же начальник 1 участка Ейского отдела писал 28 февраля 1917 г., что болгары «огороды и все свои овощи ликвидировали, но остались на жительстве на тех же местах, имея намерение поступить в качестве рабочих по огородному делу к русским, которые охотно принимают их к себе, так как они огородное дело ведут образцово и умело». Предполагая, что в столице области колеблются с принятием окончательного решения о выселении болгар, участковый начальник решительно заявлял: «Принимая во внимание, что в 1915 и 1916 годах цены на овощи на рынке в местных станицах и в городе Ейске регулировались исключительно конкуренцией болгар-огородников, которые доставляли на рынок образцовые овощи в изобилии, избегая сбыта таковых в руки спекулянтов, желательно было бы в общих интересах населения всех болгар не подвергать высылке с их настоящего местожительства, предоставив им возможность поступить в работники пол огородному делу к русским» [9, л. 25].

О болгарах станицы Каневской местные власти докладывали: «Если таковые лица будут высланы из станицы Каневской, то население за отсутствием на месте производства огородничества очутится в критическом положении, в виду тех обстоятельств, что жители станицы занимаются исключительно хлебопашеством, а огородничеством никто не занимается, между тем огородные овощи: картофель, капуста, помидоры и др. являются продуктами первой необходимости, доставка же этих продуктов из других местностей России в настоящее время представляется невозможной» [9, л. 18].

17 марта 1917 г. комиссар Временного правительства в Кубанской области К.Л. Бардиж объявил, что действие законов о принудительной ликвидации земельного и недвижимого имуществ подданных Центральных держав приостанавливаются «впредь до пересмотрения сих вопросов Учредительным собранием» [9, л. 2]. 20 марта 1917 г. в местной газете появилось объявление: «Екатеринодарский Комитет Всероссийского Союза Городов приглашает болгар-огородников взявших подряд для Общества кооперативных огородов, явиться в канцелярию комитета (Красная, угол Кирпичной) для переговоров об условиях передачи огородов Комитету» [2, с. 4]. В конце 1917 г. в газете промелькнуло такое сообщение: «В Новороссийск начали самовольно возвращаться высланные отсюда в начале войны германские и австрийские подданные. С побережья сообщают о возвращении болгар, также в свое время высланных в Сибирь» [7, с. 4].

Перепись 1926 г. зафиксировала в Армавирском округе 509 болгар, в Кубанском – 545, в Майкопском – 94, в Черноморском – 171 чел. В Адыгее наибольшее число болгар проживали в Старо-Бжегокаевском сельсовете Тахтамукайского района (149 чел.) Самыми крупными компактными поселениями были хутора Подкова, Каракулев, Михайлов и поселок Болгарский [16, с. 54]. В пределах 4 округов общая численность болгарского населения составила 1319 чел. Однако доля лиц с родным болгарским языком среди переселенцев была невелика и составляла 37,8%. Болгары по-прежнему преимущественно проживали в сельской местности – 75,3%, 24,7% болгар – городские жители. В период коллективизации отдельные болгарские общины переселяются на центральные усадьбы колхозов и совхозов. Огородничество, которым преимущественно занимались болгары, сказалось на открытии в 1928 г. Адыгейского консервного комбината на хуторе Яблоновскоми Хатукайского консервного завода-совхоза в 1930 г. [16, с. 54]. Оба предприятия долгое время являлись флагманами пищевой промышленности Адыгеи.

В последующем многие представители первой миграционной волны болгар покинули пределы Кубанской области, а оставшиеся в основном растворились в восточнославянском массиве. Сыграла свою роль и репрессивная политика конца 30-х г. ХХ в. В выпущенной Краснодарским отделением Всероссийского общества «Мемориал» в 2005 г. «Книге Памяти жертв политических репрессий по Краснодарскому краю» приведены имена 10 репрессированных болгар.

Рост численности болгар в крае в конце 1950-х – 1970-е гг. стал следствием реабилитация репрессированных народов. В частности, Указ ПВС № 139/47 от 27.03.1956 г. «О снятии ограничений в правовом положении с греков, болгар, армян и членов их семей, находящихся на спецпоселении» стал стимулом к активным миграциям из мест спецпоселений. В 1959–1960-е гг. в Темрюкском, Приморско-Ахтарском и Крымском районах оседают небольшие группы болгар, депортированных из Крыма в 1944 г. Они компактно размещаются в поселках Сенном, Виноградном, Красноармейском, станицах Запорожской, Тамань. По словам болгар, им разрешили после ссылки ехать «куда угодно, только не в Крым» [32]. По словам болгар, система существовавших у них родственных связей помогла им не только выжить в Сибири, но и компактно обосноваться на Кубани. Соседи, местные станичники в Виноградном, Запорожской, Красноармейском считают болгар великими тружениками. По словам коренных жителей, болгары работают всегда, даже на сильном солнцепёке. Отношение к ним самое уважительное [22, с. 266]. По мнению Н.И. Бондаря, традиционная культура болгарской общины пос. Виноградного как целостная функционирующая система не существует. Большая часть её компонентов, в том числе и материальных, переведена в пассивное состояние и сохраняется в языковой (диалектной) форме [3, с. 81]. Значительная часть наиболее значимых семейных и, особенно, календарных обрядов, содержащих болгарскую этнокультурную специфику, также сохраняются в памяти, отчасти в языке. Наибольшую жизнестойкость в условиях родственного этнокультурного окружения демонстрируют утилитарно-прагматичные компоненты традиционной культуры: система питания, охранительная магия, и т.п. Характерной особенностью таманской болгарской локальной традиции вероятно следует считать её естественную «русификацию». Если в 2002 г. болгарами назвали себя 469 жителей Темрюкского района, то в 2010 г. – 336.

На 1959 г. в крае насчитывалось 2759 чел. болгар. К 1970 г. их численность увеличилась до 3696 чел. прирост составил 34%. Еще одна «болгарская волна» пришлась на 1970-е годы, когда на Кубань приехали несколь­ко сотен болгарских специ­алистов, в основном стро­ителей. Они строили Динской сахарный завод, возводили рисовые чеки.

К 1979 г. численность болгар в крае сокращается до 3599 чел., т.е. убыль составила 2,6% от их численности в 1970 г.

Процессы языковой ассимиляции среди болгар в Краснодарском крае протекали с высокой степенью интенсивности. На 1959 г. доля лиц с родным болгарским среди болгар края составила 50,5%, в 1970 г. – 45,2%, в 1979 – 45,8%, в 1989 – 38,7%.

В 1959 г. доля горожан у болгар в крае составила 54,3%. К 1970 г. доля горожан выросла всего на 0,6% и составила 54,9%.  В 1979 г. этот показатель составил уже 61%.

По данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. в крае проживало 3531 чел. болгар. 61% болгар в крае – городские жители, 39% – сельские. В настоящее время вследствие процессов ассимиляции и аккультурации их численность в крае значительно уменьшилась. Перепись 2002 г. зафиксировала на территории Краснодарского края 3138 чел. болгар. 11,3% – жители краевого центра. Наиболее крупные группы болгар проживали в городах: Крымске, Армавире, Новороссийске, Сочи (157 чел.), а также в Крымском (604 чел.), Темрюкском (469 чел.) и Приморско-Ахтарском (171 чел.) районах края. В г. Крымске в 1990-е годы было создано и действовало болгарское культурно-просветительное общество «Возрождение».

В 1990-е гг., когда препоны были сняты и в Крым можно было возвратиться, как и поступила большая часть крымских татар, болгары уже сами не захотели менять место жительства. Сегодня на территории Краснодарского края мы имеем дело с мигрирующей частью болгарского этноса и, соответственно, мигрирующей культурой, что повлияло на развитие, особенности болгарской традиционной культуры, в том числе языка. Диалект болгарской общины имеет место большой фонд лексических аналогий с русским языком, а также значительный пласт татарской лексики  [3, с. 76]. Сам диалект, как показывают наблюдения и интервью, функционален и используется в быту. Правда, интенсивность его применения представителями разных поколений (старших – младших) и в разных семьях различна. На диалекте, что очень важно в связи с этнокультурной памятью, сохраняется небольшое количество фольклорных текстов различной жанровой принадлежности: пословицы, бытовые лирические песни, хороводные, календарно-обрядовые тексты Диалект и в настоящее время, несмотря на влияние русского языка (литературного и диалектов), явление неизбежное, на лексическом уровне пока ещё в состоянии обслуживать все основные, этнически значимые сферы жизнедеятельности болгарской общности, достаточно точно отражает состояние её традиционной культуры и перспективы развития.

Степень представленности и сохранности в языке и быту отдельных компонентов традиционной материальной культуры различна. Так, например, переселение, в том числе вынужденное, и последующее проживание в новой природно-климатической среде привело к утрате знаний о традиционном жилище: в Сибири жилые бараки, на Кубани в основном покупали готовые дома. Цельные представления о традиционном жилище, верования и представления, связанные с ним, технологические знания, оказались утраченными.

Несколько иначе обстоят дела с традиционной одеждой. В быту и сундуках болгар она, за исключением единичных случаев, не сохранилась, зато достаточно подробные представления закреплены в памяти, в том числе, лексике. Важными составными частями женского костюма, например, являлись кафтан, хабичка (жилет), шельче (платок), юбка на сукарче (учкуре), широкие расшитые фартуки, тарличи – тряпичные, орнаментированные чувяки [3].

Качественно иное состояние демонстрирует такой компонент материальной культуры как пища. По наблюдениям Н.И. Бондаря, традиционная «продуктовая корзина» болгар весьма разнообразна: от базового и обязательного хляп’а (хлеба) в его различных видах, в том числе обрядовых, обладающих высоким семиотическим статусом (паска, кулачи, – бублики, в том числе как разновидность поминальной пищи), до борща, галушек, тринницы, затирюхи и др. блюд [3, с. 78].

Некоторые из них: зельник (пирог с молоком, зеленью и яйцами); буреци с мясом (чебуреки); кубяте, «как у татар, и у нас» (слоённые коржи, начинённые мясом), тольмы (голубцы), луканики (свиные колбаски, в т.ч. рождественские), и т.д., и т.п. Эта часть материальной культуры существует не только в памяти, слове, но и в жизни (быту), несмотря на миграционные периоды, смену среды обитания.

Значительная часть наиболее значимых семейных и, особенно, календарных обрядов, содержащих болгарскую этнокультурную специфику, находятся в пассивном состоянии (в памяти, отчасти языке). Сами носители традиции часто так характеризуют эту часть своей культуры: «У нас праздники такие же, как и у русских». Такая оценка справедлива, прежде всего, в том, что един, с известными оговорками, православный календарь. Как считает Н.И. Бондарь, на самом деле, в этнокультурной памяти болгар хранятся и свои особенности тех или иных праздников, в том числе поздравительные тексты зимне-святочного периода [3, с. 74]. Исследователь отмечает и ряд «сугубо болгарских» деталей в них: обрядово-символическое посевание на Новый год, в котором участвовали мальчики и девочки; обычай купать больных и детей в реке на Крещение. Купает чужой человек и, в последующем, каждый год между этими семьями осуществляется обмен кулаг’ами. которые включают в себя собственно кулаг (особой формы хлеб) и какие-либо дополнительные подарки (семечки, сладости, лента), которые заворачиваются в платок). По сути дела – это одна из форм искусственного породнения. Исследователи отмечают ритуализированные осенние и весенние хороводы, которые отличались друг от друга песенным сопровождением, некоторыми деталями построения и движения. В этом же ряду – одаривание детей пасхальными яйцами во время обязательного посещения ими родственников.

На Енев день, (на Ивана Купалу) костров не жгли, но обязательно гадали. Девушки собирали «цветок» (вишню, розу) или веточки из цветов, а затем на ночь их оставляли под навесом (кума). Утром смотрели, если цветы завяли, – к смерти, если свежие – к жизни Многие важные компоненты календарных обрядов болгар, по сравнению с метропольной территорией, просто отсутствуют. Удивительную живучесть у болгар Кубани демонстрируют верования, приметы, запреты, и т.п. Устойчивы представления о таком мифологическом персонаже, как мурава, который, якобы, может душить человека во сне, оставлять на его теле синяки. Информанты сближают его с русским домовым, нередко одновременно обозначая обоими именами [3, с. 78].

Таким образом, большая часть компонентов традиционной культуры болгар Кубани том числе и материальных, переведена в пассивное состояние и сохраняется в языковой (диалектной) форме. По переписи 2010 г. в Краснодарском крае проживало 2 204 чел. болгар. Среди известных кубанцев немало людей болгарского происхождения: полузащитник Ивелин Иванов Попов из футбольного клуба «Кубань», бывший вице-губер­натор Кубани и министр фи­нансов Краснодарского края, доктор экономических наук, профессор Иван Александрович Перонко, певицы фольклорного ансамбля сестры Валентина и Ма­рия Бастанжиевы из поселка Сенного, председатель Новокубанского районного Суда Кирилл Иванович Пиронков, музыкант Кубанского казачьего хора Фёдор Каражов, другие известные в крае предприниматели и администраторы. С 2001 г. при Центре национальных культур Кубани действует Краснодарская краевая общественная организация «Болгарская община “Шипка”». В 2013 г. в интервью её председатель В.С. Штырков отмечал, что организация «старается активно заниматься деятельностью, направленной главным обра­зом на возрождение, сохране­ние и развитие самобытной национальной болгарской культуры» [6]. Однако на деле результаты работы общества за почти два десятилетия более чем скромны и сводятся в основном к представительским задачам.

 

Библиографические ссылки

1. Армавир. Памятники истории и культуры. К 70-летию со дня рождения В.П. Колесникова /Авт. текста Б.Л. Выродов. Армавир: Армав. Отд ВООПИиК, 1972. 19 с.

2. Болгары-огородники // Листок войны. – Екатеринодар, 1917. № 923. 20 марта.

3. Бондарь Н.И. Болгары Кубани: некоторые аспекты  этнокультурной памяти //   Славянский мир, Запад, Восток: Памяти профессора Д.Г. Песчаного. Материалы международной научно-практической конференции / Под ред. Э.Г. Вартаньян, О.В. Матвеева. Краснодар: изд. «Кубанькино», 2008. С. 68–80.

4. Бондарь Н.И. Что мы знаем друг о друге? Этнографический очерк о народах Кубани // Кубанский краевед. Вып. 2. Краснодар: Советская Кубань, 1990. С.132–174.

5. Виноградов В.Б. Средняя Кубань: земляки и соседи (формирование традиционного состава населения). Армавир: АГПИ, 1995. – 150 с.

6. Владимир Щърков: «Настоящий борщ – болгарский» // https://yugtimes.com/news/8641/ (Дата обращения 20.10.2019).

7. Возвращение немцев // Листок войны. – 1917.  №1133. 9 декабря.

8. Воспоминания Михайлова Виктора Ипполитовича, 1908 г. р. Предоставлены в наше распоряжение С.Н. Ктиторовым.

9. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК). Ф. 449. Оп. 9. Д. 506.

10. ГАКК. – Ф. 449. – Оп. 9. – Д. 826.

11. ГАКК. – Ф. 449. – Оп. 9. – Д. 833.

12. ГАКК. – Ф. 449. – Оп. 9. – Д. 835.

13. ГАКК. – Ф. 449. – Оп. 10. – Д. 66.

14. ГАКК. – Ф. 468. – Оп. 2. – Д. 409.

15. ГАКК. – Ф. 468. – Оп. 2. – Д. 536.

16. Данильченко А.Е. Болгары в Адыгее: этнодемографический аспект // Образование перед лицом современных вызовов: сборник статей девятых научных чтений, посвященных Дню славянской письменности и культуры (Майкоп, 20 мая 2016 г.). Майкоп: Изд-во Магарин О.Г., 2016. С. 47–59.

17. Державин Н.С. История Болгарии. – М.-Л.: АН СССР, 1948. Т. IV. – 243 с.

18. Ктиторов С.Н. «Называли их учителями по огородным делам» (из истории болгар Средней Кубани) // Мир славян Северного Кавказа / Под ред. О.В. Матвеева. Краснодар: ООО РИЦ «Мир Кубани», 2005. Вып. 2. С. 238–248.

19. Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани / Отв. ред. К.В. Чистов. – М., 1967. 356 с.

20. Маркова Л.Б. Болгары Закарпатья // Этнографическое обозрение. – 1999. – № 5. С. 70– 81.

21. Матвеев О.В. Болгары Кубани и Черноморья во второй половине XIX – начале ХХ в. // Мир славян Северного Кавказа. Краснодар: Кубанькино, 2008. – Выпуск 4 / Научн. ред., сост. О.В. Матвеев. С. 68–99.

22. Матвеев О.В. Болгары Темрюкского района (по итогам полевого сезона 2004 г.) // Мир славян Северного Кавказа / Под ред. О.В. Матвеева. – Краснодар: ООО РИЦ «Мир Кубани», 2005. Вып. 2. С. 249–268.

23. Матвеев О.В. Некоторые аспекты культурного своеобразия болгар Кубанской области в начале ХХ в. // Российско-болгарская дружба и сотрудничество: традиции, современность, перспективы: материалы Международной научно-практической конференции. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2009. С. 88–96.

24. Матвеев О.В. Особенности адаптации болгарских переселенцев на Северном Кавказе // Материалы межрегиональной научной конференции «Российский Северный Кавказ: перспективы исследования и исторические вызовы» (к 70-летию В.Б. Виноградова). Армавир, 2008. С. 135–137.

25. Муниципальное учреждение «Архив администрации города Новороссийска». Ф. 74. Оп. 1. Д. 15.

26. Народы Зарубежной Европы. М.: Наука, 1964. – Т. I / Под ред. Токарева С.А. и Чебоксарова Н.Н. 1001 с.

27. Носкова И.А. Крымские болгары в XIX – начале ХХ в.: история и культура. Симферополь: СОНАТ, 2002. 152 с.

28. О состоянии области и войска за 1909 г. Извлечение из отчета начальника области и наказного атамана Кубанского казачьего войска под ред. Д.М. Мартыненко // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1911. Т. XVI.

29. Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. Т. LXV. Кубанская область. СПб., 1905.

30. Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. Т. LXХ. Черноморская губерния. СПб, 1901. Тетрадь 2.

31. Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. – Т. LXХ. Черноморская губерния. СПб, 1903. Тетрадь 3.

32. Пукиш В.С. Крымские татары и болгары на Кубани // Кримська Свiтлиця. – 2007. № 51. 12 декабря. 

33. Сельскохозяйственная выставка в ст. Вознесенской Куб обл. (от нашего корреспондента) // Новая заря. – Екатеринодар, 1908. – № 571. – 5 сентября.

34. Черный К.Н. Ейский уезд (статистическое описание) // Кубанский сборник. Т. 1. Екатеринодар, 1883. С. 340–501.